Признания молодого архитектора
Интервью с Джоном Ричардсом Эндрьюсом МЭРИ СЭЙР ХЕЙВЕРСТОК
Ричардс Эндрьюс с детства мечтал стать архитектором. Мечта его сбылась, и в тридцать лет он уже работал младшим компаньоном в архитектурном бюро. Но молодому человеку хотелось большего, хотелось быть самому себе хозяином. И вот пять лет назад он принял смелое решение: снял бывший каретник, устроил там себе студию и кабинет, распрощался с работодателем, повесил на двери скромную вывеску и стал ждать клиентов.
Очень немногим американским архитекторам удается вскоре после окончания университета открыть свое дело. Но Ричардс Эндрьюс, человек волевой и независимый, умеет добиваться своего. Кроме того, за его плечами солидный опыт: с пятнадцати лет, еще учеником средней школы, он в свободное время работал в архитектурных бюро. Как же идут его дела? Во время интервью Ричардс Эндрьюс ответил на этот и многие другие вопросы и откровенно высказал ряд мыслей об архитектуре вообще и о своей карьере в частности.
ВОПРОС: Скажите пожалуйста, мистер Эндрьюс. Когда вы решили стать архитектором?
ОТВЕТ: Когда мне было лет восемь-девять. Так давно, что теперь уже не помню, чем обосновывалось такое решение. Вполне возможно, мне просто хотелось строить красивые здания. А любовь к красоте, мне, вероятно, привили иллюстрации в детских книжках. Когда я окончил восемь классов, отец устроил меня к балтиморскому архитектору. Продолжая учиться в школе, я работал младшим чертежником, раскладывал по папкам бумаги, записывал расходы, бегал за кофе. . . Под вечер я по возможности делал свои проекты, обычно в традиционном стиле. Корпел я и над учебниками, имевшимися у нас в бюро. В большинстве своем они описывали архитектуру XVIII века и классику. Поступая в колледж, я был уверен, что уже постиг всю премудрость: считал, что самое главное - сделать грамотный проект и серию хороших рабочих чертежей, удовлетворяющих по стоимости исполнения пожелания заказчика. О красоте и оригинальности я тогда не задумывался, архитектура для меня была не искусством, а ремеслом.
В. Как на вас повлиял колледж ?
О. Я поступил в Вирджинский университет, в душе надеясь как можно скорее пройти пятилетний курс и получить диплом архитектора. Я добился стипендии, что позволило мне окончить курс за три с половиной года. Не вижу в том особой заслуги: когда занимаешься любимым делом, работаешь с двойной энергией. Насколько помню, для первой курсовой работы мне был задан проект лестницы. Я выполнил его в классическом стиле XVIII века — и получил ноль с минусом. В том же году, проходя обязательный курс «Зрительные основы архитектуры», я начал постепенно понимать, что элемент творчества в зодчестве имеет значительно большее значение, чем я предполагал.
Не желая идти против течения, я поначалу решил просто присоединиться к господствующему мнению, но в конце концов пришел к выводу, что именно современная архитектура отвечает моим запросам.
В. Удалось ли вам по окончании университета найти работу в фирме, сотрудники которой разделяли ваши взгляды?
О. Мне сразу же повезло. Отслужив свой срок в морской пехоте, я устроился в балтиморской фирме, где главное внимание обращали на художественную, а не на деловую сторону, и где от архитектора требовалось значительно больше, чем простая подготовка чертежей.
В фирме тщательно обдумывали каждую деталь постройки. Работы было много, но, к сожалению, пришлось уйти: фирма не могла платить мне больше 80 долларов в неделю, а у меня была жена и ребенок, и хотелось зарабатывать больше.
Мы решили переехать в Вашингтон, где строительство процветало. Там я служил в различных фирмах, но работа была далеко не такой интересной.
В. Стоит ли начинающему архитектору некоторое время проработать в довольно известной строительной фирме?
О. Конечно. Прежде всего, молодой архитектор обязан по закону минимум три года посвятить «всесторонней практике», и только после этого он имеет право просить о допущении к государственному экзамену (у меня еще до окончания университета накопилось больше стажа, чем требовалось). Затем, что еще важнее, в архитектурных школах приходится концентрироваться на общих проблемах и для практических деталей времени не остается. В колледжах, например, не готовят чертежников для архитектурных бюро.
Там не читают курса по проектировке деталей, а без них здания не построишь. Студенты главным образом изучают общую планировку — и это прекрасно. Но когда они поступают в бюро, они плохо владеют рейсфедером. Раньше черчение было специальностью, которая многих привлекала.
Ведь рабочие — те, что возводят здание, будь то плотники пли каменщики, — получают понятие о постройке по сделанным архитектором рабочим чертежам. И такие чертежи имеют большое значение. Предполагается, что молодой строитель по-настоящему учится черчению у своего первого работодателя, и это, по-моему, правильно.
На моей первой работе — я тогда был еще школьником — мне дали лист ватманской бумаги в квадратный метр, велели разлиновать его на ровные квадратики и потом аккуратно соединить все углы диагоналями. Затем меня заставили выводить буквы, пока я в совершенстве не набил руку. Я говорю о вычерчивании букв, не о печатании. Печатает машина, а вырисовывать буквы должен чертежник.
В. Почему архитекторы, только что окончившие учебное заведение, очень часто жалуются на разочарование в работе?
О. Приведу вам такой пример. Один из моих работодателей, который для дипломной работы в Принстонском университете сделал проект морской академии для страны с многомиллионным населением, рассказывал мне, что в фирме его первой работой был проект уборной.
В. Нужно ли сдавать особый экзамен, чтобы получить права архитектора?
О. В каждом штате имеются свои экзамены. Вас проверяют по всем разделам архитектуры четыре-пять дней — в зависимости от штата. Если кандидат провалится по какому-нибудь разделу, ему разрешается держать повторный экзамен неограниченное число раз.
Между переэкзаменовками проходит обычно полгода. Пока экзамена не выдержишь, не имеешь права называть себя архитектором и не можешь самостоятельно выполнять проекты зданий и брать за них деньги.
Некоторые мои однокашники до сих пор не сдали экзамена и продолжают работать в фирмах. Я же держал его сразу после окончания университета, и мне здорово повезло: я получил проект такого здания, над которым уже работал в университете. Когда нам объявили, что в нашем распоряжении осталось двенадцать часов, все еще возились с предварительными набросками, а я уже сдал перспективные чертежи.
В. Какие возможности открываются перед выпускниками архитектурных факультетов?
О. Самые различные. Большинство фирм принимает любые заказы и не всегда заботится об их художественном исполнении. Есть, правда, и фирмы, берущие только те заказы, которые отвечают их принципам, но таких фирм, к сожалению, немного, в них мало вакансий и, как правило, мало денег. Я работал в фирмах обоих типов, но долго не выдерживал и уходил: то мои проекты признавались слишком смелыми (даже если заказчики оставались ими довольны), то не было возможности продвинутьcя. Я менял одну работу за другой и, наконец, после долгих обсуждений с друзьями и женой — а у нас к тому времени были уже две дочки, — решил открыть собственное дело. Произошло это в 1960 году.
В. Как вначале шли дела?
О. Говорят, что молодой архитектор может открыть свое бюро только при наличии двух факторов: если у него в банке имеется достаточно денег, чтобы прожить год, и если у него уже есть несколько заказов.
Средств в банке у меня не имелось, а заказы — был один на постройку дома, за который мне предложили заплатить ниже ставок Американского института архитекторов. Кроме этого дома, ничего не предвиделось. Однако мы продержались.
Правда, нам приходилось туговато, но в последнюю минуту всегда что-нибудь выручало (я говорю «нам», потому что жена страдает не меньше меня, когда я остаюсь без клиентов).
Мы твердо решили принимать только те заказы, которые нам по душе. Без денег мы, слава Богу, не сидели, хотя поступали они довольно нерегулярно. В самом начале мне попался разговорчивый заказчик, желающий построить дом. Немало времени ушло на обсуждение, но дом мы все-таки построили. Однажды пришел заказ на передвижную платформу для участников инаугурационного парада.
Часто крупные фирмы, не желающие возиться с мелкими заказами, направляют своих клиентов ко мне. Так, раз я получил заказ на сарай — настоящий сарай—для одного врача. Приходит много мелочей, какие-то террасы да веранды, но, по крайней мере, выполняешь их по своему усмотрению. Часто я едва свожу концы с концами, но зато уступаю клиентам лишь в одном: в размерах гонорара. Я, поди, уже разбогател бы, если бы построил все викторианские особняки в пригородах, которые мне подворачивались. Например, мне предложили строить дом в сто тысяч долларов, но заказчик настаивал на фасаде во французском провинциальном стиле — и я отказался.
В моем бюро художественную сторону дела решает один человек: я сам. И об этом я честно предупреждаю всех клиентов.
В. Как вы определяете размеры гонорара?
О. В идеальном случае гонорар составляет 12 процентов стоимости дома, включая сюда все. Но нередко гонорар бывает гораздо ниже.
В. Что вы имеете в виду под словом «все» ?
О. Сперва я встречаюсь с заказчиком и порой помогаю ему выбрать участок. Потом долго с ним беседую, стараюсь узнать, как он живет и что он понимает под словом «дом». Я стараюсь не усложнять дела, и мы начинаем с обсуждения схематических планов. Вот вам пример - а вы сами судите, сколько на это уходит времени: раз я потратил на разговоры часов триста и так и не приступил к составлению детального проекта.
Я делаю предварительно наброски, пытаясь выяснить, действительно ли заказчик хочет того, о чем он мне говорит. Я прошу откровенно высказаться, что ему нравится, что не нравится, почему? . . Наконец мы принимаемся за рабочие чертежи, сметы и т. п.
Архитектура вещь конкретная, и говорить в общих чертах можно только до определенного момента, после чего такие разговоры становятся бессмысленными. Когда приходит время начинать постройку, я часто знаю больше о личных проблемах моего заказчика, чем его ближайшие друзья.
В. На каком типе зданий вы специализируетесь?
О. Главным образом на односемейных домах. Когда предпринимателю надо построить склад, многоквартирное или конторское здание, он прекрасно знает, чего он хочет. Он сам нанимает подрядчика или инженера. Но особняк он строит для себя, там вырастут его дети, там он будет принимать друзей, компаньонов и клиентов. И тут ему без архитектора не обойтись.
В. Скажите, заказчики обычно знают, чего хотят?
О. Обыкновенно знают, но архитектор должен разъяснять клиентам ряд деталей, которые им и в голову не приходят. Например, как использовать пространство — внутреннее и внешнее, какова роль света и звука (ведь большая разница между тем, как каблуки стучат по твердой поверхности и как хрустят по гравию). Или, например, я стараюсь им втолковать, что едущим к ним гостям придется, вероятно, сражаться с городским движением и что потому они приедут слегка усталыми, с натянутыми нервами. Потому я всегда разбиваю перед домом несколько уменьшающихся огороженных пространств.
Благодаря этому я как бы ввожу гостей в дом постепенно, а не сразу распахиваю перед ними двери гостиной.
Затем большинство клиентов с ума сходит по встроенным шкафам. У меня есть знакомый архитектор. У него замечательная система. Имея дело с несговорчивым клиентом, мой приятель делает вид, будто в корне не согласен с ним относительно числа и размеров шкафов. Позже он притворяется, что уступает заказчику в этом вопросе. На такие разговоры уходит уйма времени, и детально обсуждать план комнат уже некогда. Таким образом, мой знакомый может со всем остальным делать, что хочет. Когда дом наконец готов, заказчик в состоянии по заслугам оценить труд архитектора.
В. Как вы находите заказчиков?
О. Они меня сами находят. Старые заказчики настолько любезны, что охотно показывают построенные мной дома совершенно чужим людям. Для таких «смотрин» они приводят дом в порядок, подают кофе, а сами стушевываются, предоставляя моим потенциальным клиентам полную свободу. Порой с заказами приходят мои личные знакомые, но от них я всегда стараюсь отделаться. Из-за расходов по постройке или каких-нибудь мелочей может пострадать наша дружба. Выбирать архитектора надо по его способностям, а не по его манерам и походке.
В. Значит, по-вашему, архитектор не должен себя рекламировать?
О. Любой словарь вам скажет, что архитектура— это искусство. Большинство архитекторов и их объединений пытается, однако, рассматривать ее как профессию, то есть приравнять к труду педагога, юриста или врача.
Но архитектура, тем не менее, остается искусством. Многие архитектурные бюро держат у себя на службе специальных людей «для фасада». Такие люди обычно происходят из хороших семей, владеют архитектурным жаргоном, вращаются в деловых кругах, состоят во всех клубах. Благодаря этому они получают бесчисленные заказы — но они бизнесмены, а не художники. Впрочем, и я не чуждаюсь публичных выступлений.
Так, я собираюсь прочесть доклад в клубе деловых людей «Кивание». Но я не ставлю себе целью завязать там знакомства — просто не упускаю случая немножко встряхнуть людей.
В. Вы когда-нибудь отказывались от постройки?
О. Много раз. Я даже прибавил свое условие к стандартной форме контракта, выработанной Американским институтом архитекторов. Заказчик, как известно, имеет право расторгнуть соглашение в любое время, если он не удовлетворен работой строителя.
К этому я прибавил еще одно: оговариваю, что и архитектор может разорвать контракт, если, по его мнению, страдает художественная сторона проекта. Однажды я отказался от постройки магазина, потому что хозяин все время запрашивал всевозможных фабрикантов, с товарами которых он имел дело, что они думают о различных деталях, и потом просил меня включать в проект их предложения. Я ему сказал, что если он слушает советы других, то напрасно тратит на меня деньги. Однако он продолжал свое, и я с ним распрощался. Сперва он мне не поверил, все звонил и звал меня. Но я наотрез отказался иметь с ним дело.
В. Какого характера недоразумения бывают еще у вас с заказчиками?
О. Многие заказчики воображают, что они разбираются в архитектуре не хуже нас. Как раз теперь, при постройке церкви, у меня возникла подобная проблема. Мой проект, литургически продуманный, должен быть утвержден приходским советом, состоящим из людей, настроенных довольно критически и в архитектуре мало понимающих.
Один из членов совета, по профессии адвокат, в вопросах права, наверно, собаку съел. Он все время предлагал изменения в проекте, и мне, наконец, пришлось ему сказать, что если бы мое дело разбиралось в суде и он защищал мои интересы, я всецело доверился бы его профессиональным советам; но в вопросах эстетических я, как архитектор, должен выносить окончательный приговор — иначе я отказываюсь выполнять работу.
У многих заказчиков бывает еще один недостаток: они не могут себе представить здание в трех измерениях. Не раз, взглянув на чертеж и одобрив его, они меня спрашивают: «А где можно увидеть готовое здание?»
В. Чем заполнен ваш рабочий день?
О. Всем, чем угодно: от надзора за постройкой и бесед с заказчиками до выписывания счетов и кропотливой работы над чертежами. И все по-своему интересно. Чертежи я делаю сам, хотя они и отнимают много времени. Я до сих пор не нашел чертежника, который удовлетворял бы мои запросы. И в этом есть свое преимущество: когда я добьюсь успеха — а я его добьюсь — я буду полностью в курсе дела, хотя часть работы и будут выполнять другие.
В. Как, по-вашему, вы один можете обслужишь заказчика не хуже, чем большая известная фирма?
О. Когда вы обращаетесь в фирму с «большим именем», у вас нет никакой гарантии, что ваш дом построит архитектор с «большим именем».
Работу наверняка дадут какому-нибудь ловкому молодому человеку прямо из колледжа, который работает в манере главы фирмы. Свои пожелания вы излагаете знаменитому архитектору, он своими словами передает их молодому помощнику, который фактически и занимается вашим заказом.
Далеко не все пойдет гладко, но что поделаешь: за вашей постройкой от начала до конца не будет присматривать хозяйское око человека, который несет за все ответственность.
В фирме, состоящей из одного человека, такого случиться не может. Проект — это тонкая ниточка, на которой держится вся постройка. Взявшись за него, другие могут ниточку порвать, а если и попытаются связать ее, то свяжут плохо.
В. С чего вы начинаете, принимаясь за проект?
О. Всегда с окружающей среды. Если я строю односемейный дом, то начинаю с дома по соседству, если это конторское здание — со всего района. Я стараюсь всегда помнить о том, что здание должно быть связано с окружением.
В. В каком виде вы сдаете заказчикам проект?
О. В виде перспективных изображений. Макетчик я плохой, и для макета всегда можно нанять кого-нибудь. А кроме того, люди все равно ничего не видят на макете. Пусть уж лучше любуются красивым рисунком.
В. В архитектуре сейчас очень много новых течений и экспериментаторства. Скажите, они вам не намешали выработать свой стиль?
О. Когда-то строители говорили: «Все, что вы начертите, мы построим». В каком-то смысле это справедливо и сегодня. Однако архитектор должен вести за собой инженера, а не наоборот. Новые методы и материалы открыли перед нами замечательные возможности использования пространства. Но архитектура не трюкачество, это умение оперировать пространственными формами. И сейчас можно добиться замечательных результатов в самой простой постройке — с помощью столба или перекладины, — но исполнение должно быть гармоничным.
Свежеиспеченные архитекторы сразу же стараются создать свои стиль, исходя из существующих элементов. Однако вы ничего не добьетесь, если начнете приклеивать кусочки своего к творчеству других. Вы можете быть эклектиком как экспериментируя с современными формами, так и работая с классическими ордерами.
Нельзя добиваться успеха с помощью выигрышных трюков, пусть даже вами самими придуманных, нужно выработать свою систему, достаточно гибкую и способную развиваться. Франк Ллойд Райт (хотя я и не поклонник его творчества) достиг изумительных результатов при постройке Гуггенхеймовского музея, но это еще не означает, что все музеи должны строиться по такому образцу.
Когда смотришь на замечательные здания, нужно уметь анализировать свои впечатления, понять общую идею и использовать ее в своем творчестве. Я надеюсь развиваться постепенно, а не делать опрометчивых скачков в неизвестное. Я тщательно продумываю детали, потому что в мелочах легче выразить себя.
Чтобы выработать свой стиль, требуется время. Даже над деталями приходится серьезно ломать голову.
Мне непонятно, как это люди готовы принять чужой стиль или приспособить его к своим нуждам — и потом облачать в него свои здания.
В. Чем характерна ваша разработка деталей?
Прежде всего я разбиваю большие плоскости и поверхности на панели. Штепсели и т. п. я помещаю в плинтусы, выключатели ставлю в метре от пола, на уровне дверных ручек. Таким образом стены не загромождаются чисто механическими элементами.
Кроме того, как я уже сказал, я отношусь с особым вниманием к постепенному переходу с улицы внутрь дома. Здесь многому можно поучиться у заслуженных мастеров и в то же время избежать имитации.
В. Что вы скажете о деловой части вашею бюро?
О. Раньше я очень беспокоился о том, как вести бухгалтерские книги, куда что заносить. Но теперь больше не волнуюсь. За проектом неизбежно следуют финансовые сметы — самая трудная часть работы. Архитектор не ручается за стоимость постройки — он и не может и не должен ручаться. Что же касается расходов по бюро, то за помещение я плачу пятнадцать долларов в месяц, за телефон — восемь. Вот и все.
Есть у меня приятель. Он открыл свое бюро почти одновременно со мной, но в другом районе, в центре города. Сейчас у него много состоятельных клиентов, и все же, как я слышал, он уже задолжал 27 ООО долларов. Начал он с высоких принципов, но теперь скатился вниз и с радостью хватается за каждый заказ. И качество его работы, безусловно, снижается.
В. Кто ваши любимые архитекторы?
О. Луи Кан, Брейер и, конечно, Ле Корбюзье.
В. Вы пытались спроектировать дом для себя?
О. Боюсь, финансы мне никогда не позволят построить дом, отвечающий всем моим запросам. Поэтому я себя уговариваю, что делать проект не стоит, он же мне все равно позже разонравится. По-моему, в некоторых старинных домах, не имеющих исторической ценности, есть достаточно места, чтобы проводить в них интереснейшие переделки, которых нигде больше невозможно осуществить.
Так я, наверно, и буду кочевать из одного подновленного дома в другой.
В. Отличается ли ваше поколение архитекторов от своих отцов?
О. Отцам приходилось бороться с застарелыми пережитками в архитектуре. Они старались добиться личных побед и эти победы всячески подчеркивали. В наши дни перед архитектором стоят более интересные задачи. Он должен думать, да и всегда думает, об обществе. Успехов он добивается не лично для себя, а для улучшения жизни вообще.
И архитектор вносит свою лепту в это общее дело. Он находится в привилегированном положении: только он может влиять на окружающую среду так видимо и ощутимо. Мое поколение было свидетелем многих нововведений — например, при нас появились стеклянные ненесущие стены. Но часто архитекторы несколько преждевременно увлекаются новшествами, которые еще не успели оправдать себя на практике.
Строители часто не думают о последствиях, они забывают, что архитектура живет века. Стекло и нержавеющая сталь не ладят с погодой, такие здания с возрастом не становятся лучше. Сейчас в нашем распоряжении богатейший выбор методов и материалов, а потому нам следует быть особенно осторожными, когда мы выбираем что-нибудь новое, стараясь воплотить наши идеи.
В. Какой постройкой вы гордитесь больше всего?
О. Следующей. Когда дом закончен, видишь ошибки, критикуешь, делаешь выводы. Следующее здание всегда кажется наиболее привлекательным. Это-то и дает стимул к работе.
Источник: Журнал "Архитектура США" март 1964 г.