Архангельский дом
Традиционный архангельский дом лишь сравнительно недавно привлек к себе внимание исследователей. Может быть, это объясняется тем, что его легко принять за осточертевшую нам многонаселенную «коммуналку», да еще не самую удачную - с коридорной системой. Кажется, ему, суровому, почти аскетичному, не хватает легкости и удобств современных панельных строений. На самом же деле, благодаря рациональному устройству и заложенной в него эстетике, он являл собою редкий пример настоящей - и неплохой — «машины для жилья» (выражение позднейших архитекторов-конструктивистов) в безмашинный век.
Этот дом работал как фильтр по отношению к внешнему миру - обогревал зимой, сохранял прохладу летом, не допуская ни сырости, ни духоты. В то же время материал и малая этажность обеспечивали плавный переход от внутреннего пространства к наружному, делали дом частью природы. Прочный и удобный, он был рассчитан на людей, которых больше заботили повседневные жизненные вопросы, нежели специфические архитектурные нюансы.
Форма архангельского дома, диктовавшаяся условиями среды, проста, естественна, а потому красива. На Севере у животных отношение поверхности тела к объему минимально: тепло теряется через поверхность. Поколения плотников экспериментировали десятками способов, чтобы приблизиться к «природному» оптимуму. В конце концов дом предстал композицией из двух простых геометрических тел - параллелограмма (сруба) и покоящейся на нем усеченной призмы (вальмовой крыши). Возникло ограниченное число эталонных образцов, содержавших «генетический код» для воспроизведения традиционной формы дома. Если накопленная информация когда-либо варьировалась, то почти исключительно ради совершенствования строений в ответ на новые потребности.
Высота дома, не превосходившая ширины улицы, учитывала малый угол падения лучей северного солнца, длина составляла в среднем 25 метров, ширина - не более десяти. Узкой стороной дома были обращены к улице, силуэт которой выглядел таким простым, словно его нарисовал ребенок. На всех уличных фасадах постоянный набор архитектурных элементов: высокий цоколь, два ряда окон, выступающий карниз, вальмовая крыша.
Внутри имелся комплекс тесно связанных между собой помещений, где люди встречались, проводили досуг, готовили пищу, ели, спали. Не вдаваясь пока в подробности, отметим, что конструктивная система интерьера сочетала постоянство с гибкостью.
Дом Гендриксена (из Вардё) 1911. Ул. Карла Маркса, 43. Фото 20-х годов.
Архангельский дом - это своеобразная постройка, которая некогда начиналась с одной непритязательной «клеточки» и, говоря фигурально, росла из года в год, точнее, из века в век. Развитой дом стал в известном смысле подобен биологической группе клеток, перед которой все время открыта возможность превращения в нечто еще более масштабное и совершенное.
Несмотря на общие исходные характеристики, каждый дом чем-то отличался от другого. У одно-двухэтажных домов на самом виду крыши, поэтому именно их разнообразили в первую очередь - мансардами, мезонинами, слуховыми окнами, кружевным оформлением дымовых труб и изящных водозаборных воронок, профилем карнизов.
Любой из нас по собственному опыту знает, что в мороз мерзнут прежде всего нос и уши. Не случайно стены традиционного архангельского дома искони были гладкими, без выступов. Но архитектура - всегда еще и мода. В начале XX века в Архангельск пришла мода на эркер, который размещали по середине уличного фасада. Позже на фасад стали «навешивать» сразу два или даже три эркера - не столько для того, чтобы обозревать окрестности, сколько из тщеславия.
При возведении дома на углу квартала эркер делали угловым и завершали его пирамидальной башенкой с чешуйчатой кровлей. Мотив акцентирования угла квартала эркером был очень популярен. Выступающий объем нависал над красной линией застройки, обретая значение символа, ориентира. Прямоугольные, граненые, полукруглые, опиравшиеся на могучие резные столбы либо консольные эркеры (фантазировал кто как умел) больше, чем какой-либо другой архитектурный элемент, способствовали разнообразию городской застройки.
Жилая, теплая часть дома поднималась высоко над землей, чтобы из-под пола сыростью не тянуло, сверху ее защищал от холода чердак, сзади - некапитальная пристройка из полубревен или в виде обшитой каркасной конструкции. Крыши были не слишком пологие и не слишком крутые, а такие, чтобы удерживать минимум снега для дополнительной теплоизоляции. И в этом тоже связь архангельского дома с природой, союз с нею ради борьбы за жизнь.
Дом на Адмиралтейской набережной. 1849. Уличный фасад и план.
Осенью в окна вставляли внутренние рамы, все щели тщательно конопатили и проклеивали. В доме делалось еще уютнее, теплее. Мягкий свет на столах, мерцание лампад перед иконами, тихое пение самовара, запах сосновых и березовых дров, потрескивание горящих поленьев... «Хотя на дворе мороз - дома все красное лето. Всю зиму по комнатам в легкой рубашке и в одних чулках ходим».
Самая суть архангельского дома - в его планировке. С виду компактный, предназначенный для одной семьи или двух, связанных родственными узами, он скрывал за крепкими рублеными стенами расточительный простор помещений. Четко обособливались функциональные зоны - парадная, жилая и хозяйственная, нанизанные на ось широкого длинного коридора, образовывавшего сквозной проход вдоль дома.
На улицу смотрели окна гостевых комнат дома - залы и располагавшихся по ее сторонам спальни и гостиной. Далее в глубину шли комнаты хозяев. Все эти апартаменты были смежно-изолированными. Двери между ними открывались редко, для сообщения использовался преимущественно коридор. Но при необходимости ничего не стоило связать комнаты напрямую. Еще дальше, за двустворчатыми дверьми, встроенными поперек коридора, находились кухня, кладовые и т. п.
Несмотря на большую площадь, помещения дома хорошо освещались естественным светом. Настроение интерьера деревянного дома передает картина Валентина Серова «Девочка с персиками». Окон было много, в угловых комнатах - до пяти, по двум стенам. С высоты первого-второго этажа люди постоянно видели вблизи улицу, прохожих, все, что делалось во дворе.
Сердце, эмоциональный фокус архангельского дома - кухня. Домочадцы пребывали здесь в тепле, источаемом русской печью или плитой, выполненными как одно целое. Огонь горел почти постоянно. Вырывавшийся из кастрюль пар создавал атмосферу, прямо сказать, тяжеловатую, но по-своему приятную. Площадь кухонь, достигавшая 30 квадратных метров, сегодня кажется непомерной. Но учтем, что там стояли хозяйственные столы и табуретки, кадушки с водой, лежали дрова. К тому же кухни были проходными, так что свободного места оставалось немного.
Парадный ход в дом располагался на уличном фасаде либо на боковом, но близко к калитке, черный - в конце бокового фасада либо на противоположном главному. «Зажав нос, скорее прохожу мимо», — частенько читаем мы про черный ход в старых книгах: с ним всегда соседствовал нужник. Когда появились теплые уборные с канализацией, от холодных не отказались, продолжали их строить по привычке, да и просто на всякий случай.
На втором этаже потолки были выше, чем на первом, подобно тому как в северных храмах зимняя церковь, внизу, давит сводами, а летняя, верхняя, имеет высокий купол. Междуэтажные лестницы делали всегда поперек дома, как правило, одномаршевыми и столь крутыми, что перенести по ним даже обыкновенный стол было трудно. Дряхлому старику - ни вскарабкаться, ни спуститься. Такая крутизна по современным нормам проектирования домов считается неприемлемой.
Я снимала комнату у старой девы по имени Евдокия, последней обитательницы родового дома с высоким и узким фасадом, которому (дому) перевалило за 150 лет. Евдокия плела кружева на продажу. С тех пор как она осталась в доме одна и старым ногам ее уже не под силу было что ни день одолевать лестницу, она перебралась в нижний этаж, где готовила еду и спала. Там же помешалась ее кружевная лавка. Верхний этаж, обставленный старинными шкафами, источенными жучком, и стульями с поблекшей обивкой, пустовал.
Междуэтажная лестница архангельского дома. С оригинального чертежа поперечного разреза дома Макарова в Соломбале. 1914.
Лестницы, ведущие на чердаки и мансарды, устраивали не где-нибудь в закутке, а открыто и даже, пожалуй, торжественно вдоль коридора второго этажа.
При каждом доме имелся двор, а в нем амбар, хлев, каретник, ледник и еще, довольно часто, домик для детей - настоящая избушка, с комнатами, только маленькая.
Двор у нас был образцовый, проезд выстелен камнем, а по обочинам зеленел дерн. Росли смородина, черемуха, рябина. В глубине этого садика стоял детский домик с двумя открывавшимися окнами. Внутри он был оклеен красивыми обоями.
В начале XX века Архангельск представлял собою подлинный музей под открытым небом, где можно было проследить все этапы долгой эволюции городского деревянного зодчества - от простых однокомнатных бревенчатых строений, нередко с древней крышей конем, еще встречавшейся, однако, в строительной практике, до многоквартирных доходных домов в стиле модерн.
«Праматерь» архангельского дома - широко распространенная на Русском Севере изба, которую привезли в Архангельск первые горожане, коими были крестьяне с Подвинья. Начался процесс ее приспособления к новым условиям. Далеко не сразу люди ушли от единой для города и деревни, неспециализированной модели: жилая комната и хозяйственная пристройка к дому под одной крышей, между ними так называемая сенная связь - своего рода санитарный барьер, защищавший жилую часть от запахов двора. «Резьба и расцветка... применялись очень скупо и редко. Здесь поражала красота архитектурных пропорций, богатырские косяки дверей и окон, пороги, лавки, пропорции углов, розоватость лиственничных стен».
Чем больше домов, тем быстрее они меняются. Для накопления изб и перехода количества в качество понадобилось время. Эволюция протекала в городе, оторванном от центров цивилизации, испытывавшем смешанные чувства свободы и ущемленности. В основу монотонных повторений закладывалось деление сенной связи на теплые и холодные помещения с различными функциями. Но рудиментарные признаки крестьянского дома сохранялись долго и упорно: пристроенный сзади большой «хозяйственный двор», печь посреди единого пространства избы, которое еще очень робко рассекалось на «комнаты» перегородками, не доходившими до потолка.
Мало-помалу группа помещений, находившихся в сенной связи, обусловила появление пятой, внутренней стены. Затем пятистенок стал развиваться в длину, возникли анфиладные связи между комнатами. Такая планировка особенно устраивала ремесленников, которые одну продольную половину дома использовали под жилье, другую - кто под красильню, кто под столярную мастерскую, а иные даже под каретный цех.
Структура городского строения все приближалась к той, что характерна для архангельского дома начала XX века. В эпоху классицизма, когда господствовала симметрия, этот дом стал многостенным, с коридором посередине в качестве оси симметрии. Другое новшество того периода - деление жилой части на гостевую (парадную) и спальную зоны. «Хозяйственный двор» превратился в обособленное бревенчатое помещение - склад, каретник, амбар и т. п. с глухими торцами и криволинейным фронтоном на фасаде, обращенном к дому. Утвердившийся тогда план дома стал типовым, допускавшим колебания лишь в числе комнат и расположении лестниц. Богатые люди обычно строили двухэтажный дом с повторяющейся планировкой этажей, рядовые горожане - одноэтажный, у тех, кто победнее, на улицу выходили не три, а две комнаты, да и помещений в глубине было меньше. Размеры дома регулировались без принципиальных изменений планировки.
Время смывало крайности, как смывает оно все необязательное, и в конце концов выработалась уравновешенная базовая модель, отвечавшая природным условиям Севера и местному укладу жизни, способная удовлетворять вкусы и потребности всех социальных слоев, отражавшая коренное убеждение северян в том, что любое творение рук человеческих должно быть простым, чуждым излишеств, которые ничего не добавляют к качеству и прочности. Встречающиеся изредка дисгармонии свидетельствуют, что эволюционный процесс не всегда быстро осваивался с неожиданностями, приходившими из других регионов. Эксперименты чреваты потерей достигнутого с таким трудом равновесия, поэтому к ним прибегали лишь тогда, когда из новых требований рождались проблемы, не разрешимые методами постепенной эволюции.
Соответствуя жизненным стандартам, сложившимся на рубеже столетий, архангельский дом все еще хранил ностальгию по своему древнему прототипу, что выражалось хотя бы в однозначно торцовом расположении дома относительно улицы.
В начале XX века активными застройщиками стали промышленники и коммерсанты, возводившие большей частью особняки. Это вариант жилого дома с преобладанием парадных комнат, полностью подчиненный соображениям респектабельности, призванный наглядно показать всем, что здесь живут довольные собой люди, у которых есть будущее. Планы особняков близки к квадрату, многочисленные парадные помещения велики по площади, повседневные функции вынесены за их пределы, иногда в цокольный этаж. Материальные возможности владельцев особняков обеспечивали разнообразие не повторявшихся архитектурных решений. Однако организация внутреннего пространства, при всей его комфортности, была не столь логична, как в традиционном архангельском доме: вместо упорядоченности - путаница, множество комнат без определенного назначения (это сродни отошедшему на Западе стилю постмодерн).
Представители архангельской верхушки первыми восприняли моду на камины, по сей день символизирующие изысканный уют, первыми применили паровое отопление и электричество, создававшие в особняках и домах особый комфорт, который еще резче (пусть незримо) выделял их среди других строений. И все-таки немногие особняки были спроектированы вполне грамотно с архитектурной точки зрения. В них искусством становилась роскошь. Впрочем, и роскошь, и искусство суть проявления живых сил в обществе и экономике.
Архангельские доходные дома, будучи продолжением того развития, которое с изменением экономических отношений претерпевал дом традиционный, не утратили положительных качеств индивидуальной архитектуры, не вошли в противоречие с размеренным, спокойным образом жизни провинциального города, никого не шокировали своим вторжением в его ткань. Они могли быть шире и длиннее обычных, но суть оставалась прежней: помещения дома нанизаны на ось коридора и зонированы, только на каждом этаже не одна, а две квартиры.
Если хозяин хотел иметь более четырех квартир для сдачи в наем, он строил еще один доходный дом, потом еще. В отличие от столиц, где их возведением занимались страховые общества, в Архангельске они принадлежали частным лицам. Так что до гигантских «отелей» дело не дошло.